Четыре сезона [litres] - Стивен Кинг

– Если вы по-прежнему не прочь выпить чего-нибудь в клубе, не хотите ли прийти сегодня?

– Хорошо… Я…

– Прекрасно. – Он вложил мне в руку листок бумаги. – Здесь адрес.

Он ждал меня у входа в клуб в тот вечер, и Стивенс открыл нам дверь. Вино было превосходно, как и обещал Уотерхауз. Он не сделал ни малейшей попытки представить меня присутствующим – сначала я счел это проявлением снобизма, но потом отбросил такую мысль. Однако двое или трое представились мне сами. Одним из них оказался Эмлин Маккэррон, тогда ему было под семьдесят. Он протянул руку, и мы обменялись короткими рукопожатиями. Его кожа была сухой и жесткой, почти как у черепахи. Он спросил, играю ли я в бридж. Я ответил, что не играю.

– Дьявольски хорошая штука, – сказал он. – Эта проклятая игра сделала больше, чтобы убить интеллектуальную беседу после ужина, чем что-либо другое в этом веке. – С этими словами он удалился в полумрак библиотеки, где полки с книгами, казалось, уходили в бесконечность.

Я поискал глазами Уотерхауза, но он исчез. Чувствуя себя немного не в своей тарелке, я подошел к камину. Как я, по-моему, уже упоминал, он был огромных размеров, особенно для Нью-Йорка, где квартиросъемщики вроде меня с трудом могли себе представить подобную роскошь, служащую для чего-то большего, чем приготовление воздушной кукурузы и поджаривание хлеба. Камин в 249Б на Восточной Тридцать пятой улице был достаточно большим, чтобы зажарить в нем быка. Вместо каминной доски его обрамляла каменная арка. Ее центральный камень немного выступал, он находился как раз на уровне моих глаз, и даже при таком слабом свете я без труда смог прочитать вырезанную на нем надпись: СЕКРЕТ В РАССКАЗЕ, А НЕ В РАССКАЗЧИКЕ.

– Вот вы где, Дэвид, – сказал Уотерхауз за моим плечом, и я вздрогнул. Он вовсе не бросил меня, а только отлучился ненадолго куда-то, чтобы принести напитки. – Вы предпочитаете скотч с содовой, не так ли?

– Да. Спасибо, мистер Уотерхауз.

– Джордж, – сказал он. – Здесь просто Джордж.

– Хорошо, Джордж, – произнес я, хотя мне показалось немного безумным называть его по имени. – Откуда все…

– На здоровье, – сказал он.

Мы выпили.

– Стивенс держит бар и делает превосходные напитки. Он любит говорить, что это не Бог весть какое, но очень полезное умение.

Виски притупило мое чувство растерянности и неловкости (но только притупило, а не развеяло полностью – я провел полчаса, рассматривая свой гардероб и раздумывая, что же надеть. В итоге выбрал темно-коричневые широкие брюки и грубый твидовый пиджак, надеясь, что мне не придется находиться в окружении людей в смокингах или в джинсах и спортивных рубашках. И, похоже, я не очень-то ошибся в выборе). В новой обстановке всегда очень остро ощущаешь все, что происходит вокруг, пусть даже самые незначительные события. И в тот момент, держа виски и сандвич в руках, я очень хотел быть уверенным, что ничего не ускользнуло от моего внимания.

– Здесь имеется книга для гостей, где я должен расписаться? – спросил я. – Что-то вроде этого?

Уотерхауз выглядел удивленным.

– У нас нет ничего подобного, – сказал он. – По крайней мере я так полагаю. – Он обвел взглядом затемненную тихую комнату. Иохансен зашуршал своим «Уолл-стрит джорнэл». Я увидел, как Стивенс проскользнул в дверь на другом конце комнаты, словно привидение в своем белом пиджаке. Джордж поставил виски на край стола и подбросил полено в огонь. Искры взвились вверх по черной каминной трубе.

– Что это означает? – спросил я, указывая на надпись на камне. – У вас есть какие-нибудь соображения?

Уотерхауз внимательно прочел ее, будто видел впервые. СЕКРЕТ В РАССКАЗЕ, А НЕ В РАССКАЗЧИКЕ.

– Думаю, у меня есть одна идея, – сказал он. – У вас тоже, может быть, появится, если вы придете снова. Да, я бы сказал, что у вас может появиться идея или две. В свое время. Желаю приятно провести время, Дэвид.

Он удалился. Хотя это может показаться странным, но, предоставленный самому себе в совершенно незнакомой обстановке, я действительно приятно проводил время. Для начала, я всегда любил книги, а здесь было много интересных книг. Я медленно проходил вдоль полок, рассматривая книжные корешки, насколько это было возможно при таком слабом освещении, вытаскивал то одну, то другую, а потом остановился у узкого окна, над перекрестком на Второй авеню. Я стоял и смотрел через покрытое инеем стекло на огни светофора у перекрестка, переливающиеся от красного к зеленому, янтарному и снова к красному, и неожиданно почувствовал, как необычное чувство покоя постепенно наполняет меня. О да, я знаю, что вы скажете: какой глубокий смысл – глазеть на огни светофора и ощущать чувство покоя.

Вы правы, в этом нет никакого смысла. Но это чувство действительно было. Оно заставило меня впервые за многие годы подумать о зимних вечерах в Висконсине, на ферме, где я вырос. Я вспомнил, как лежал наверху, в недостроенной комнате, дивясь контрасту между свистящим январским ветром снаружи, гнавшим сухой, как песок, снег вдоль ограды, и теплом моего тела, укрытого двумя стегаными одеялами.

На полках стояли книги по юриспруденции с довольно странными названиями. Я запомнил одно из них: «Двадцать случаев расчленения и их последствия в свете английского законодательства». Другой книгой, привлекшей мое внимание, оказались «Случаи с домашними животными». Я открыл ее – это было учебное пособие по юридической практике (на этот раз речь шла об американском законе) в отношении специфических случаев с животными – от кошек, унаследовавших большую сумму денег, до оцелота, который порвал цепь и сильно ранил почтальона.

Я увидел также собрания Диккенса, Дефо и Троллопа и одиннадцать романов автора по имени Эдвард Грей Севиль. Их обложки были обтянуты красивой зеленой кожей, а издательская фирма называлась «Стэдхем и сын» – надпись была вытиснена золотыми буквами. Я никогда не слышал о Севиле и его издателях. Первый роман «Это были наши братья» издавался в 1911 году. Последний, «Нарушитель», в 1935-м.

Двумя полками ниже находился большой фолиант с инструкциями для любителей всякого рода конструкторов. Рядом стояла не меньших размеров книга с кадрами из знаменитых фильмов. Каждая картинка занимала целую страницу, на обороте которой можно было прочитать написанные белым стихом стихотворения, посвященные этим кадрам. Не очень-то удачная идея, но авторы стихов были неординарны: Роберт Фрост, Мариан Мур, Уильям Карлос Уильямс, Уоллас Стивенс, Луис Зуковски, Эрика Йонг. В середине книги я нашел стихотворение Алджернона Уильямса рядом со знаменитой фотографией Мэрилин Монро, где она стоит на решетке метрополитена, стараясь опустить вздувшуюся вверх юбку. Стихотворение называлось «Колокольный звон» и начиналось так:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});